На Осиновой после похода на Чаантал мы задержались на несколько дней. Во-первых, восстанавливались: ноги последним марш-броском были сильно сбиты и ныли. Жрать хотелось неистово, мы просто не могли оторваться от столовой. Настолько, что первый и единственный раз в жизни я узнал, что такое изжога!
Чтобы окупить своё пребывание на базе, мы с удовольствием занимались хозяйством, помогая Рустаму: пилили дрова, носили воду в столовую или лёд в ледник, пекли хлеб и готовили еду. Солнце светило, вокруг реки Осиновая шумел ивовый лес и создавалось ощущение, что мы совершенно не на Чукотке, а где-то на материке выехали на дачу.
Ливень, который застал нас за несколько километров до перевал-базы, бушевал всю ночь. Однажды, во время путешествия у нас с Чареком случился разговор о том, где будем ставить палатку. Я предложил на перевале, повыше. Чарек сказал, что повыше лучше не ставить — молния может шандарахнуть. На вполне разумное объяснение мой польский друг услышал смех татарина: молний на Чукотке нет! Сейчас же не до смеха было мне: я сам впервые видел молнии на Чукотке.
Уровень воды после бури поднялся в реках так, что даже грузовые машины проезжали с трудом. В конце-концов, 23 августа мы выехали на Урале: вода спадала крайне медленно, а конец отпуска уже был не за сопками. К вечеру машина дорожников приблизилась к точке, которую им предстояло ремонтировать: разбушевавшийся после дождя ручей разворотил участок дороги. Перейдя мутный поток, мы поставили лагерь недалеко в тундре, готовясь завтра покрутить педали.
Дорога хоть и была твёрдая, но вся в какой-то гребёнке, так, что быстро ехать по этой трясучке было весьма некомфортно. За первые 4 часа мы сделали всего 25 километров.
Запомнился переход одной из рек. Вообще, каждую водную преграду в нашем путешествии мы пересекали три раза, сначала перетаскивая на руках велосипед, затем возвращались за тележкой и переносили её. Я решил ограничиться одним переходом и не стал отцеплять тележку. Форсируя ручей, почувствовал, что когда-то туго набитые гермомешки после месяца путешествия потеряли в весе значительно, и сейчас превратились в поплавки. Тележка всплыла, её развернуло против течения так, что она упёрлась в велосипед и приняла на себя всю мощь глубокого переката. Борьба была не равной, хоть я отчаянно сопротивлялся, меня стащило ниже по течению, где глубина, к моему ужасу, возросла по пояс. Хорошо, что рюкзаки на велосипеде тоже всплыли, и я не утопил фотоаппарат, лежащий в сумке, прикреплённой к рулю.
На глубине течение ослабло, тележка сама отцепилась, но не спешила уплывать от меня, а кружилась в водоворотах, пока я пытался закинуть велосипед с багажом на высокий подмытый берег. Когда это, наконец, получилось, пришлось сплавать и за тележкой.
Смешно и мокро, но я выбрался на том же берегу, с которого и начал переправу, так что речку пришлось форсировать заново, затем выжать всю одежду и отправиться в дальнейший путь. Хорошо, что солнце светило и было тепло.
Тундра ждёт в гости осень, надев свой новый жёлто-красный наряд. На солнце она прям светится, предвкушая свидание. Справа от нас течёт тёмно-синий красавец Паляваам, подпираемый высокими сопками с многочисленными останцами. Я еду в шортах, надетых по случаю купания, и наслаждению пейзажами. В такие моменты начинаешь ощущать единение с природой, с которой разговариваешь шуршанием шин, а она тебе радостно отзывается щебетанием птиц. С каждым километром, разматывая колёсами светлую ниточку дороги, убегающую вдаль, всё больше и больше открываешь для себя прекрасный мир Чукотки, радуешься путешествию и отличной погоде.
К вечеру мы доехали до гидрометеостанции Глубокая, хозяйство Гены-Водомута. Гена живёт в красивейшем месте, где Паляваам делает резкий поворот, упираясь своим бурлящим потоком в высоченные скалы. Раз в год он выезжает в Певек, а на материк его не тянет с 1992 года. Гена женат на чукчанке, большой дом его был полон детей, которые нас тепло приняли и угостили традиционными жареными лепёшками – ландориками и ароматным чаем из трав, собранных, к моему удивлению, на близлежащих сопках. Хотя, чему удивляться: в бассейне реки Паляваам произрастает самая богатая флора Чукотки.
Гена вынес на трассу табличку с надписью: «Прошу остановиться», поэтому после чая мы отправились догонять солнце уже в кабине Урала. Проехали поворот на Билибино, на ходу придумав новое путешествие на будущее, и, въехали на грандиозное, в рамках Чукотки, сооружение: мост через реку Паляваам. Тут меня и накрыло: бешеный восторг и потрясающее чувство чего-то выполненного, того к чему так долго стремились. Мост у меня был финишной ленточкой нашего путешествия, и я всегда мысленно представлял, как мы на него въедем.
Само сооружение посреди тундры выглядит необычно: серый бетонный стометровый мост на высоких опорах над синей рекой как будто соединяет цивилизацию и нетронутый мир дикой природы. На другом берегу уже виднеются развалины строений и брошенной в поисках золота техники, а на нашем берегу ещё сохранились чистые и бескрайние просторы тундры. Водители устроили отменный перекус: хлеб, тушенка, вареная картошка, сало, вяленая рыба. И немного водки каждому: место такое же знаковое и для водителей дальномеров.
После моста, нас ожидала езда по обезображенной и перепаханной в поисках желтого металла земле Чаун-Чукотки. Гонка двух машин в темноте при свете фар, под адскую попсу, которая всегда играет у дальнобойщиков, вверх и вниз по сопкам, мимо покорёженных останков техники, способствовала невероятному выбросу адреналина, который в купе с осознанием того, что происходит это где-то на краю земли, логично завершал картину дня. Водка подействовала.
В конце концов, от бешенных скоростей на спусках у нас загорелись тормоза! Пришлось срочно искать ручей, чтобы охладить горячий пыл водителя, передавшийся колёсам. Чуть позже за нами вернулся Камаз, шедший впереди, и через час езды по сплошным перевалам мы добрались до Комсомольского. Время было около трех ночи и уже начинало светать. Решили найти брошенный дом и в нём поселиться, что мы и сделали.
Комсомольский оказался большим посёлком. Речкой он разделен на две части: с левой стороны приютились частные одноэтажные дома, а с правой на склоне сопки построены двухэтажные бараки и многоэтажные панельные дома. Есть даже пятиэтажка. Из квартир всё вывезено под чистую. В когда-то строгих учреждениях теперь беспорядочно разбросаны документы, журналы и бланки. На АТС из железных шкафов выпотрошенными кишками висят провода, а под ногами хрустят ламповые конденсаторы. В доме творчества на первом этаже валяется на боку сброшенное сверху пианино. Я провёл рукой по клавишам, и оно грустно и расстроенно простонало, а пустые комнаты, которые когда-то были наполнены детскими голосами, усилили и без того мрачный стон инструмента.
В поселке была построена большая 4-х этажная школа и спортзал. У жителей были теплицы. Но золотодобывающие «градообразующие» предприятия оказались неперспективными. Люди, говорят, даже не имели средств возвратиться из отпусков за оставленным имуществом. Даже дрова, которые горят в нашем костре возле дома, дают горький и затхлый дым. Какой-то дым запустения.
В Артели старателей «Чукотка», разрабатывающей Валунистый, база которой располагалась в посёлке, сказали, что на следующей неделе у нас будет возможность улететь на вертолёте до прииска. Мы пообедали в столовой и, оставив наше снаряжение в гараже артели, вышли на трассу, надеясь поймать какую-нибудь машину до Певека. Удача нас не покинула и уже всего через полчаса мы ехали по пустынной дороге в направлении Певека.
Самый северо-восточный город России встретил нас солнцем, холодным океанским ветром и невероятно высокими ценами на шоколад и пиво, за которыми мы сразу же отправились.
От былой славы легендарного города мало что осталось. Население Певека уменьшилось более чем в пять раз. Город смотрит на океан пустыми выбитыми окнами и целыми кварталами брошенных бараков. От того, что Певек раскинут на большой территории, запустение ощущается сильнее. Холодный морской ветер только усиливает неприветливую картину разрухи и навевает тоску. Да уж, жить в таких условиях могут только люди с горячими сердцами, в чём мы снова и убедились. Вначале нас поселили в Спорткомитете, а потом и совсем в комфортабельных условиях детского сада «Солнышко».
Как и повелось с самого начала нашего путешествия, мы снова приехали на праздник. На удивление, 27 августа в Певеке только отмечали открытие навигации, когда в других регионах Чукотки она уже заканчивается. Всё тут подчинено законам природы, и даже атомные ледоколы, стоящие на рейде, не пытались упрекнуть Северный Морской путь, который скинул ледовое одеяло так поздно, проспав всё лето.
Пару дней мы гуляли с фотоаппаратами по городу, а затем вернулись в Комсомольский на вахтовке, которая встречала новую смену рабочих Валунистого. Их отвезли в посёлок на базу артели, а мы, забрав снаряжение, поехали дальше по трассе в пустой машине. Водитель совершенно не дал нам опомниться, и мы очутились на родной Осиновой уже к вечеру.
Чтобы так не спешить, мы решили ехать утром с другой машиной, кунг которой был набит спиленными оленьими рогами. Их везли в Эгвекинот, чтобы отправить на продажу в Китай. Народная медицина Поднебесной сделает из них чудодейственное лекарство, которое, возможно, вернётся на наши же аптечные прилавки.
В Эгвекинот мы вернулись вечером . В общей сложности, обратный путь путешествия, которое мы с таким трудом проделали в северном направлении, занял у нас всего 18 часов!
Прекрасные рассказы! Не оторваться
Спасибо!