Чукотский Мэйнстрим, часть первая

Несколько маршрутов, которые я наметил, просиживая над картами пуржистыми вечерами после того, как вернулся на Чукотку в 2009 году, начинались из одной точки: золотосеребряного месторождения «Купол». И надо же было судьбе так всё повернуть, что года спустя я стал работать экологом на этом крупнейшем руднике, расположенным за Полярным Кругом, практически в самом сердце Чукотского Автономного Округа!

Считая, что за полтора года работы я проявил себя только с хорошей стороны, я пошёл к руководству рудника с предложением сэкономить на моём проезде после окончания вахты и предоставить мне шанс домой плыть самому. Руководство не зная о том, что я проспал аж два раза, охотно согласилось, кроме того, доставило на рудник из Анадыря ещё и моего друга Женю Басова, и затарила нас таким количеством еды, что часть пришлось скормить реке Мечкерёва, откуда и начался наш сплав. Река эта находится на 20 километров ниже рудника, и является притоком крупнейшей реки Чукотки – реки Анадырь.

Первое, что бросается в глаза на реке Мечкерёва ­– деревья! Мы, жители столицы Чукотки, привыкли к их отсутствию и голой тундре, продуваемой ветрами. Своеобразными ориентирами для нас стали горные хребты и вершины Анадырского плоскогорья, с отметками высот от 500 до 1000 метров. Намечая очередную вершину, мы плыли по реке, наблюдая как по мере приближения, на сплошном буром фоне начинали различаться деревья, затем кусты, и вот уже гора оставалась позади, хотя некоторое время назад казалось такой далёкой.

Первой  знаковой остановкой стало пересечение Полярного Круга. Удобно, что, в этом месте в Мечкерёва впадает крупная река Кайемравеем. На их стрелке мы и встали на первый обед. Обеденное меню у нас практически не менялось: доширак или его аналоги, галеты или сухари, какао или чай, шоколадки и мармеладки.

Женя специально для сплава навялил оленины: полоски мяса сдобряются специями и вешаются на окно, где подсыхают и становятся отличной закуской не только к пиву, с которым мясо было опробовано  и единогласно одобрено на дегустации перед сплавом. Практически всё время обеды готовили на горелке, чтобы долго не возиться с костром, и в среднем затрачивали на дневной отдых полтора часа.

Обеда хватало ещё часа на 4 гребли, но этого было достаточно, так как вставали практически всегда в семь утра и уже часов в 9 выходили на маршрут, поэтому грести до ночи смысла не было.

Как и водится, первые пару дней приходило понимание, как, что и куда запихивать, потом, когда алгоритм действий закрепился, сборы шли быстрее. Если бы каяк был не каркасный, а цельный пластиковый, и вещи можно было бы складывать не в гермомешки, а в отсеки, сборка была бы быстрее. А так практически всё приходилось потрошить из гермомешков и утром складывать обратно.

Все вещи у нас вещи помещались в три гермы. Одна – 70-литровая, наполовину загруженная вещами, располагалась за спиной на корме каяка. Другая, 40-литровая набивалась полностью и размещалась внутри каяка в корме. Третья, тоже 40-литровая, но набитая меньшим снаряжением из лёгких вещей размещалась на носу. Общий вес каяка со снаряжением был около 40 килограмм, из них 12 килограммов весил сам каяк. Мне, как фотографу, важно было сохранить в целости аппаратуру. Специального кофра у меня не было, потому я просто вложил в обычную фотосумку 5-литровую герму, куда и клал фотоаппарат. Сумку пристёгивал перед собой к стропам, крепящим носовую герму к каяку.

Первое время остановки делали каждый час — тело в каяке немело. Один раз, выходя из каяка на берег, я даже упал в воду: настолько у меня затекли ноги, что не держали. Было, конечно, смешно. Позже организм привык, конечно.

Сплав по Чукотке продолжался и день за днём мы пробирались южнее. С каждым днём за одинаковый период времени мы проходили всё большее расстояние – мышцы крепли. Не имея большого сплавного опыта на юрких каяках вначале сплава некоторые пороги обходили пешком. Вообще, всякие препятствия на реке имеют удивительное свойство издавать гораздо больше шума чем им следовало бы. Иногда простой перекат так шумит, что кажется, что за поворотом Ниагарский водопад.

Недалеко от впадения реки Мечкерёва в Анадырь есть место, обозначенное на карте как Мечкерёва (нежил). Здесь когда-то проходили ярмарки, поэтому мы мечтали отыскать какие-нибудь старинные артефакты: гвозди или наконечники стрел. Конечно, на это мы мало надеялись, но судя по трём чёрным прямоугольникам на карте на правом берегу реки, мы точно должны были увидеть какие-то строения. Правый берег на удивление оказался низким и подтопляемым в паводок, но доверяя топографам, побродили по ивовому лесу, вдыхая сладкий свежий влажный воздух.

Поняв, что искать бесполезно, отчалили к высокому левому берегу чуть ниже по течению. Когда забрались на него, оказались на коренном берегу, ровного до самого горизонта, где едва различались сопки, укрывающиеся в белой пелене чукотских дождей. А перед нами лежали следы деятельности человека: бочки, какие-то железки, детали и костровище, вокруг которого валялись ещё не полинявшие фантики от конфет и популярного на Чукотке ChoсoPie. Больше ничего в тундре не было.

Река в этом месте делала крутой поворот, поэтому высокий берег сильно подмывается, и мы поняли, что за 50 лет существования карты вода вполне могла отвоевать у суши с десяток метров. В подтверждение этих мыслей, когда отчалили, в толще воды под каяками в нескольких метрах от берега увидели большой дизель-генератор. Через пол километра ожидал нашего обследования помятый каркас балка. Такой же остов лежал чуть далее на соседнем берегу.

Как узнали позже, на берегу была обустроенная перевал-база оленеводческого хозяйства, с балками, баней, ДЭС, а теперь река  помаленьку откусывает разноцветные от ягеля и разных ягод кусочки тундры. Оленеводы и сегодня продолжают кочевать со своими стадами через это место, и после их стоянок остаются яркие фантики, которые мы видели на берегу.

После очередного поворота река Мечкерёва неожиданно сильно развернулась вширь и практически перпендикулярно влилась в тёмные воды Анадыря, оставив на его течении длинный серый шлейф. Покричали приветственные слова природе и с этого момента наш сплав действительно стал мэйнстримом: мы вошли в крупнейшую реку Чукотки – реку Анадырь, примерно на 150-м километре от его истоков. Перемены ощутили сразу: река увеличилась в ширине раза в три, по глазомеру до ста метров. Течение стало сильнее и мощнее, глубина больше, а деревья, росшие по берегам, толще и выше.

Интересным и красивым местом оказался десятиметровый берег, подмываемый крутым изгибом реки. Высадившись на него, почуяли резкий запах дерьма. Первые мысли были о медведе, но вскоре мы нашли гораздо более романтичное объяснение зловонию: так пахнет вечность, вырвавшаяся из мёрзлой породы, непрерывно тающая на солнце и размываемая рекой. Чуть вдали произошёл обвал: река очень сильно подмыла берег, тысячи тонн одним куском рухнули в воду, отделившись от коренного берега и сейчас лежали в десяти метрах. На таких обнажившихся склонах часто находят бивни мамонта, но как мы не пытались разглядеть – ничего не увидели.

А вот медведя на реке встретили. Косолапый, увидев нас быстро скрылся в кусты, но через несколько секунд появился гораздо ближе, встав на задние лапы, чтобы получше разглядеть нас. Мы драпанули к противоположному берегу реки, понимая, что она его совсем не остановит. Достали все свои гудящие средства и устроили Мише концерт, который ему очень не понравился и он предпочёл побыстрее убраться. Мы сделали то же самое, спешно покинув место встречи. Фотографий встречи с медведем, конечно, нет, в отличии  от моего сплава по реке Малый Анюй.

Чем дальше на юг мы продвигались, тем гуще и выше становились деревья. На очередном повороте нас ждала тополиная роща, и мы специально приблизились к берегу, чтобы почёсывая нос медленно проплыть через слой тополиного пуха, заполнившего воздух. Пушистый летний снег белыми пятнышками оседал на тёмную воду.

На подмываемых берегах деревья склонялись над водою, создавая романтичный коридор и иногда мы осмеливались проплывать под ними, задирая голову наверх. Солнце быстро пробегало через листья, а мы надеялись, что у деревьев ещё хватает сил держаться за осыпающийся берег. Ну а когда на склонах сопок появился кедровый стланик и лиственница, издали похожая на аккуратные ёлочки, начало создааться ощущение сплава не по Чукотке, а по Аляске.

Проплывая мимо небольшой горы с каменными останцами на склоне, мы не удержались, высадились и полезли наверх, чтобы обозреть всю северную красоту с высоты. На вершине нас ждал сильный ветер, который с необычайной скоростью гнал чукотские низкие серые облака и своей мощью разрывал их в разных местах. В образующиеся ярко-голубые дыры устремлялся поток света, выжигая жёлтым реку, горы или тундру, в нескольких километрах в стороне от прорехи.

Река под сопкой поворачивала на запад, через какое-то время, правый берег её прижался к скалам. Глубина сильно увеличилась, придав воде тёмную изумрудно-синюю окраску, а течению размеренность и неспешность. Любой гребок алюминиевого весла словно ранил совершенную гладь воды и своим всплеском диссонировал с тишиной, окутавшей нас. Не выдержав надругательства над природой, бросили грести и позволили реке самой нести наши каяки к заходящему солнцу.

Башни из выветренной породы громоздились над нами, но мы так и не увидели горных баранов. Так же тщетно мы пытались разглядеть поляризованными линзами очков камни на дне или рыб под каяком: это всегда получалось, но сейчас тёмная толща воды скрыла под собой всё.

Назавтра, ощутив в первой половине дня силу встречного ветра, поднимающего на фарватере волны и заставляющего опасаясь переворота жаться ближе к берегу, мы прибыли в Ламутское. Весьма символично, что первым человеком, которого мы встретили от момента старта экспедиции, оказался местный житель, который волоком против течения тянул за собой каюк – ручной работы каяк, который выдалбливается из цельного куска тополя.

Ламутское мы чуть не проплыли. Как оказалось, на берегу реки нет никаких ориентиров. Поняли промашку только когда шум ДЭСки начал потихоньку стихать. На наше счастье на берегу реки были местные жители. Мы причалили, и они, радуясь нечастым гостям, свернули свою рыбалку и, пригласив выпить за встречу чая у костра, проводили нас в село. Каяки с частью снаряжения мы оставили прямо на берегу. Идти до села оказалось действительно долго, минут сорок через лес по тропинке, через болота, точно такие же, какие я встречал в деревне у моей бабушки в Башкирии, только тут они были покрыты кустами со спелой крупной голубикой. Мы никак не могли понять, почему ягода до сих пор не съедена, и активно исправляли ситуацию по пути, сами становясь ужином для тысяч комаров.

Ламутское оказалось уютным маленьким поселением, больше похожим на карельскую, чем чукотскую, деревню: кривые сосны, высокая трава, деревянные домики, практически все без заборов. Рядом с домиками высились распиленные и наколотые чурки: отопление в каждом доме печное. Чуть поодаль от каждого домика стоял домик поменьше. К нашему удивлению в селе нет водоснабжения и канализации! Я вообще не представляю, как дети и женщины в пургу или в мороз ходят в эти отхожие места! Я даже больше не понимаю, как это может до сих пор быть. Зато теперь мне понятно, что никакое должностное лицо в эти сёла никогда не приедет и почему.

А живут, действительно, как в 19 веке. Водовозкой развозят воду, заготавливают грибы и ягоды, сажают картошку (оказывается и на Чукотке можно), ловят рыбу, чтобы потом питаться всю зиму и удобрять ею картошку, стреляют оленей, за которыми надо теперь ездить чёрт знает куда, вспоминая, что пару десятилетий олени тысячами были в совхозах. Но что удивляет ещё больше, что люди остались добрыми и отзывчивыми, и я ещё раз убедился, что чем дальше в тундру, тем легче получить поддержку. Нас встретила глава села, накормила у себя дома и поселила в детском садике. Мы с радостью на следующий день сходили с детсадовской ребятнёй к нашим каякам, рассказали им о снаряжении, покатали их в своих лодках. И с немного опечаленной радостью ушли через день дальше.

«Я знаю, где поселюсь, когда стану старым…»— произнёс Женя, отчаливая.

Приглашаю посмотреть вторую часть сплава по реке Анадырь, а так же все рассказы о путешествиях по чукотским рекам.